ОФИЦИАЛЬНОЙ НАРОДНОСТИ ТЕОРИЯ - одна из наиболее распространённых исторических концепций, трактующих развитие России во 2-й четверти XIX века.
В российской историографии впервые (как и сам термин) введена в научный оборот А.Н. Пыпиным в начале 1870-х годов. В понятии «официальная народность» он обобщил не отмеченное «историческим прогрессом» консервативное начало как в идейной жизни русского общества, так и во внутренней и внешней политике правительства в царствование императора Николая I. Идеологом «офиц. народности» Пыпин назвал товарища министр народного просвещения (с 1833 года товарища министра, с 1834 года министра) графа С.С. Уварова, который высказал мысль о том, что без «православия, самодержавия, народности» Россия не может «благоденствовать, усиливаться, жить» [отчёт об осмотре Московского университета от 4(16).12.1832 года], и ставил задачу с помощью «тройственной формулы» «приноровить общее всемирное просвещение к нашему народному быту, к нашему народному духу» [Всеподданнейший доклад от 19.11(1.12).1833 года].
Главным предшественником идей Уварова Пыпин называл Н.М. Карамзина, к последователям относил Ф.В. Булгарина, Н.И. Греча, О.И. Сенковского, С.П. Шевырёва, М.П. Погодина, а также зрелого А.С. Пушкина и позднего Н.В. Гоголя. Действие идейной системы «офиц. народности» Пыпин видел в стремлении к централизации и бюрократизации управления, распространении административной опеки на все области общественной и церковной жизни, в тенденции к ограничению инициативы и общественной самодеятельности, в усилении церковной дисциплины, укреплении сословных начал в образовании, ужесточении цензуры, ограничении свободы научной критики. Консервативная идейность, полагал Пыпин, стремится к социально-политическому застою. Между тем сам Уваров считал, что «народность не заставляет идти назад или останавливаться; она не требует неподвижности в идеях» (курсив Уварова), но вызывает неприязненное отношение носителей «либеральных» и «мистических» идей к Министерству народного просвещения за то, что оно «считало Россию возмужалою и достойною идти не позади, а по крайней мере рядом с прочими европейскими национальностями» (всеподданнейший доклад министра, опубликованный в 1864 году).
Термин «Офиуиальной народности» теория широко вошёл в российскую историографию с начале XX века, однако его содержание трактовалось неоднозначно. С.А. Венгеров поддержал концепцию А.Н. Пыпина. А.А. Корнилов полагал, что «официальная народность» не оказала воздействия на русскую общественную мысль 1830-1840-х годов, а её адепты из числа университетских профессоров не оставили никакого следа в умах студенчества. А.Е. Пресняков трактовал «народность» из уваровской триады как казённый офиц. национализм. М.А. Полиевктов ограничивал применение триады областью народного просвещения, печати и отчасти - ведомства православного исповедания. В 1920-х годах новый взгляд предложил философ Г.Г. Шпет, который усмотрел в обращении к теме «народности» влияние немецкого романтизма, указав на сходство идей С.С. Уварова с политическим учением его современника - немецкого историка Г. Лудена.
В советской историографии утвердилось толкование «официальной народности» как интегральной идейной основы внутренней или всей политики императора Николая I, при этом умалялись или выглядели как несущественные для конечных выводов мировоззренческие различия между Уваровым, Погодиным и Шевырёвым, политикой ведомства народного просвещения и деятельностью 3-го отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, возглавлявшегося А.Х. Бенкендорфом. Тогда же сохранялись отрицание какого-либо влияния «официальной народности» на общественную мысль 1830-1840-х годов. (С.Б. Окунь), трактовка «народности» как крепостного права (С.С. Дмитриев); «официальная народность» расценивалась как идейная основа не только политики, но и всего «непрогрессивного» в культуре - прозы М.Н. Загоскина, драматургии Н.В. Кукольника, музыки А.Ф. Львова, архитектуры К.А. Тона и тому подобного (В.В. Познанский).
На рубеже 1980–90-х годов в отечественных работах по истории литературы и общественного движения «Официальной народности» теория применялась в привычном толковании: подчёркивалось глубокое воздействие офиц.иальной идеологии на общественное сознание, особенно 1830-х годов (Н.И. Цимбаев), уваровская триада рассматривалась как мощное и эффективное орудие самодержавия в идейной борьбе и как указание для практической деятельности ведомства народного просвещения и органов цензуры (А.А. Левандовский). Однако тогда же появилась тенденция к переоценке значения «Официальной народности» теории для дальнейших исследований: концепция Пыпина отвергалась как бездоказательная (среди доводов - мысль, что современники не могли воспринимать и не воспринимали уваровскую триаду так, как спустя 40 лет её трактовал Пыпин; она была только своеобразной «теорией официальной педагогики»), утверждалось, что русским обществом того времени владело стремление к некоей культурной и творческой самостоятельности перед лицом Запада, правительство в 1840-х годах отказалось от идеи народности, а истинными и последовательными выразителями её пафоса являлись славянофилы (Н.И. Казаков). В работах 1990-х гг. говорилось, что значение Погодина и Шевырёва нельзя сводить к «квасному патриотизму», шовинизму, представлениям о патриархальной пассивности народа и тому подобному, эти профессора сыграли важную роль в становлении русской истории и истории русской литературы как университетских дисциплин, стремились «обезопасить русское просвещение от некритического восприятия Запада и привить университетской молодёжи уважение к собственным корням» (Ф.А. Петров). Одновременно сложившиеся в научной литературе представления об «официальной народности» расценивались как миф, созданный Пыпиным, но не имеющий отношения к Уварову (В.А. Кошелев). Высказывалось мнение, что «Официальной народности» теория как устоявшееся понятие теряет под собой почву, не объясняет, а скрадывает или запутывает взаимосвязанные, но не совпадающие явления: это понятие нельзя отождествлять ни с мировоззрением Уварова в его эволюции, ни со сформулированной им триадой как вектором внутренней политики самодержавия, ни с консервативными концепциями своеобразия русского исторического пути 1830-х годов. Говорилось о необходимости отказаться от дальнейшего употребления «Офиальной народностици» теории в научных исследованиях (М.М. Шевченко).
