Афинский военачальник и политический деятель умеренно-олигархического толка времен Пелопоннесской войны.
Его отец, Гагнон, играл видную роль в афинской политике второй половины V в. до н.э.: был одним из основателей афинской колонии Амфиполя, несколько раз выбирался стратегом, входил в число подписантов Никиева мира (421 г. до н.э.). Ферамен, очевидно, получил первоклассное образование, его учитель – софист Продика. Он был прекрасным оратором – по некоторым источникам, у него учился будущий великий ритор Исократ (Dion. Hal. Isocr. 1; schol. Aristoph. Ran. 541).
После серии поражений Афин в возобновившейся Пелопоннесской войне: гибели Сицилийской экспедиции, захвата спартанцами Декелеи, выхода союзников из архэ и всё это – на фоне активной поддержки, которую стала оказывать спартанцам Персия, – Ферамен приложил большие старания, чтобы убедить афинян изменить государственный строй и поручить управление правительству Четырехсот (олигархический переворот 411 г. до н.э.). Он стал одним из руководителей Совета Четырехсот, а через несколько месяцев, разочаровавшись в его репрессивной и неэффективной деятельности вследствие непримиримости некоторых своих соратников по coup d'etat, поспособствовал тому, что правление было передано Пяти тысячам состоятельных граждан (промежуточный этап перед восстановлением демократии в 410 г. до н.э.). В конце 411 или 410 г. до н.э. Ферамен был одним из обвинителей на процессе Антифонта, Архептолема и Ономакла. Центральной фигурой здесь, несомненно, является Антифонт – идейный вдохновитель и теоретик олигархического переворота. Ономакл, вероятно, спасся бегством до суда, а Архептолем и Антифонт были приговорены к смерти.
В 411/410 г. Ферамен как один из стратегов командовал эскадрой, действующей в Эгейском море и на Геллеспонте. Сначала он отправился в северную часть Эгейского моря, восстановил демократию на Паросе, сместив навязанное паросцам олигархическое правление; помог македонскому царю Архелаю захватить Пидну; совершал набеги на вражескую территорию, захватывая добычу (Diod. XIII, 47). Затем он соединился с Фрасибулом. В битве при Кизике (410 г. до н.э.), в которой афиняне одержали победу, он и Фрасибул командовали эскадрой, а главнокомандующим был Алкивиад. В последующие годы Ферамен продолжал в качестве стратега (410/409, 409/408 гг. до н.э.) вести войну на море, помогая Алкивиаду (например, получить контрибуцию с Халкедона – Diod. XIII, 66). В 406 г. до н.э. во время битвы при Аргинусских островах Ферамен был одним из триерархов. Именно ему и Фрасибулу стратеги поручили спасать раненых и подбирать тела павших, но те из-за шторма не смогли выполнить это поручение. Стратегам было велено дать отчет в своих действиях, они были вызваны в Афины, где в народном собрании состоялся печально известный процесс стратегов-победителей. В весьма неприглядном свете описывает роль Ферамена в этом деле Ксенофонт: благородные стратеги, понимая, что главный виновник катастрофы – стихия, и не желая подставлять невинных, ничего не сообщили в своем письме в Афины о порученной триерархам спасательной миссии; а Ферамен, боясь, что при тщательном расследовании он окажется первым обвиняемым, использовал это письмо как доказательство того, что не было никакого поручения: в своей речи в экклесии заявил, дескать, сами стратеги винят лишь бурю, и потому только они ответственны за то, что не спасли гибнущих (Xen., I , 7, 4–7). Несколько иная версия у Диодора: были письма стратегов в Афины, в которых они обвиняли Ферамена с Фрасибулом в небрежном выполнении возложенного на них поручения (XIII, 101, 2). Некоторые исследователи, следуя Диодору, действия Ферамена рассматривают как своего рода защиту, спровоцированную обвинениями стратегов. После того, как стратеги были осуждены и казнены, очень скоро афинский народ раскаялся в содеянном. Автор пробулевмы, которая легла в основу приговора, Калликсен и еще несколько человек были арестованы (им, правда, удалось бежать). Среди привлеченных «по горячим следам» к ответу обвинителей стратегов не было Ферамена, что в значительной степени подтверждает мнение о его действиях как о вынужденной защите от обвинений стратегов и вынуждает усомниться в том образе отъявленного негодяя, каким рисует его Ксенофонт. Правда, события 406 г. не прошли бесследно и для Ферамена: осталась недобрая память о его роле в деле стратегов-победителей. Не исключено, что именно из-за этого он, будучи выбранным в стратеги на 405/404 гг., не прошел докимасию (Lys., XIII, 10).
В 405 г. до н.э. после того, как афинский флот был уничтожен спартанским военачальником Лисандром при Эгоспотамах, а Афины были осаждены с моря и суши, Ферамен был отправлен к лагерь к спартанцам в качестве переговорщика. По уверению Ксенофонта, он пробыл у Лисандра три месяца с лишним, выжидая, пока афиняне из-за голода не согласятся на спартанские условия (II, 2, 16). Впрочем, спартанский наварх мог удерживать его сам из тех же соображений (собственно, как свидетельствует сам Ксенофонт, именно такую версию Ферамен потом представил народу). Спартанские эфоры продиктовали Ферамену и прочим послам условия мира, который станет известным под именем «Фераменова» (404 г. до н.э.): срытие Длинных стен и укреплений Пирея, выдача остатков флота, возвращение изгнанников, вступление в число союзников спартанцев с признанием их гегемонии.
После заключения мира спартанцами было навязано афинянам правительство Тридцати тиранов. Хотя Ферамен был одним из лидеров этого нового переворота и наряду с Критием самым авторитетным из тиранов, ему претил тот курс на репрессии и излишнюю жестокость, которого стал придерживаться Критий. Между бывшими союзниками и друзьями произошел конфликт. Ферамен в своих выступлениях не раз критиковал Крития и предлагаемые им бесчеловечные законы (например, каждый из тиранов мог арестовать одного метека, убить его и присвоить имущество казненного). Критий собрал Совет (члены его были назначены тиранами), дабы обвинить Ферамена, и привел туда своих сторонников с кинжалами для большей убедительности. Но Ферамен мастерски защищался, и, засомневавшись в вердикте буле, Критий самолично вычеркнул своего бывшего товарища из списка граждан, и тот был осужден на смерть. Не помогло ему и то, что он попытался просить защиты у алтаря Гестии – молодчики Крития его просто оттащили оттуда. Но в последние минуты жизни Ферамен проявил и мужество, и чувство юмора: допив чашу с цикутой, он выплеснул остатки и произнес имя «любимого», как при игре в коттаб: «Дарю это моему ненаглядному Критию» (Xen. Hel. II, 3, 56). Ксенофонт достаточно сдержанно, если не сказать критически, относился к Ферамену, однако сцена его гибели написана с очевидной симпатией к политику и с такой силой в деталях, что позволяет предположить, что историк был её свидетелем.
Ферамена прозвали «Котурном» (т.е. обувью на обе ноги) за готовность идти на компромиссы и переменчивость позиции (это ему, кстати, припоминал Критий на заседании Совета). Ферамен был, несомненно, мастером политической интриги, ловким политиком, но у него и были собственные убеждения, и он всегда старался избегать крайностей. В последней речи он убедительно представил свой идеал, заявив, что всегда боролся с такой демократией, «когда в правлении участвуют рабы и нищие <…>, готовые за драхму продать государство», и с такой олигархией, «когда государством управляют по своему произволу несколько неограниченных владык» (Xen. Hel. II, 3, 48).
Исторические источники:
Фукидид. История. VIII;
Лисий. Речи. XII, XIII;
Ксенофонт. Греческая история. I, II;
Аристотель. Афинская полития, XI – XIII;
Диодор. XIII, XIV.
