Этнолингвистическая общность, демографически доминирующая в ряде стран Западной Азии и Северной Африки.

Самоназвание — ал-араб. Современные арабы этнически представляют собой итог многовековой эволюции и во многом все еще находятся в процессе становления. В настоящее время под А. чаще всего понимается совокупность народов, для которых родным является араб­ский язык (принадлежит к южной подгруппе семитской группы афразийской семьи и дробится на несколько десятков разговорных диалектов, объединяющихся в говоры Магриба — западные и Машрика — восточные; литературная форма едина для всего арабского мира). Арабский этнос преобладает среди населения большей части государств — членов Лиги Арабских Государств (за исключением Эритреи, Джибути, Сомали и Коморских о-вов) и составляет значительное меньшинство в Иране (остан Хузестан), Турции (ил Хатай), Израиле, Афганистане и Узбекистане (среднеазиатские арабы), а также в Индонезии, Чаде, Эфиопии и других государствах тропической Африки. Многомиллионная арабская диаспора проживает в Америке (США, Мексика, Бразилия), Зап. Европе (Франция, Великобритания, Бельгия) и Австралии. Общая численность А. — ок. 310 млн чел. (2007), в том числе в Азии — ок. 110 млн и в Африке — ок. 190 млн чел. В расовом отношении принадлежат главным образом к средиземноморско-балканскому, а также переднеазиатскому (А. — сирийцы и иракцы) типам южных европеоидов (классификация Н. И. Чебоксарова). У некоторых групп Южной Аравии выявлены негро-австралоидные черты, здесь же сохранились реликтовые языки южной периферийной подгруппы семитской группы — махри, шахри, сокотри и др. По религии 90 % А. — мусульмане-сунниты; часть исповедует шиитское и хариджитское направления ислама; арабоязычны и замкнутые этноконфессиональные общины друзов и нусайритов в Сирии. На арабском языке говорит и порядка 15 млн представителей различных христианских церквей, которые не всегда относят себя к арабам (греко-православные Палестины и Иордании, копты Египта, марониты Ливана и др.); их эмиграция с конца XIX в. привела к образованию многолюдных колоний в Канаде, Аргентине, Венесуэле. Современные А. появились в результате постепенной ассимиляции выходцами из Аравии коренных этносов Передней Азии и Сев. Африки — сирийцев, финикийцев, египтян, ливийцев и др. Решение проблемы этногенеза древних А. затрудняется недостаточной изученностью археологии и антропологии Аравийского п-ова и скудостью сведений в письменных источниках. Предполагается, что уже в III тысячелетии до н. э. семитские племена волнами распространялись по Сиро-Месопотамской низменности. Восточные семиты ок. 24–23 до н. э. консолидировались под эгидой Аккада, язык которого позднее господствовал в Вавилонии и Ассирии, западные освоили Ханаан. В XIII–XII вв. до н. э. сюда хлынул следующий поток переселенцев — арамеи, которые к VII–VI вв. до н. э. ассимилировали все население сиро-месопотамского региона с лингвистической точки зрения южные семиты, предположительно из Сев.-Вост. Аравии, заселили во II тысячелетии до н. э. весь полуостров, поглотив другие семитские племена на западе и остатки древних экваториальных рас, которые некогда гипотетически играли роль связующего звена между негро-австралоидами Африки и Юго-Вост. Азии. С XII–XI вв. до н. э. в Йемене сложились царства Маин, Саба, Катабан и др., где развилась самобытная южно-аравийская культура. Первым историческим упоминанием об А. считается надпись Салманасара III (853 до н. э.), где в перечислении западно- и южно-семитских предводителей, разгромленных ассирийцами в битве при Каркаре, сообщается о Гиндибу, «царе страны Арбаи»; в более поздних аккадских текстах фигурируют «ариби» или «арубу». О кочующих верблюдоводах (евр. «арав» — предположительно от «пустыня») говорит Библия (Иер. 25:24). У античных авторов арабы впервые встречаются в «Прикованном Прометее» Эсхила. VIII–VI вв. до н. э. датируются самые ранние надписи на североаравийском (протоарабском) языке (хасские, лихйанские, самудские), выполненные южно-аравийским алфавитом (муснад). В V в. до н. э. существовало первое североарабское протогосударственное образование  — Лихйан. III–II вв. до н. э. стали эпохой широкого расселения собственно А. по областям Плодородного полумесяца и их оседания в оазисах Сирийской пустыни и Верхнего Двуречья, где они, смешавшись с арамеями, образовали ряд эллинистических княжеств на окраинах государства Селевкидов: Харакену (столица — Спасина-Харакс), Осроэну (столица — Эдесса), Набатену (столица — Петра) и Пальмирену (столица — Пальмира). Еще до нашей эры они могли проникать и в долину Нила, где к началу I в., согласно Страбону, составляли половину населения Коптос. К I в. до н. э. относятся наскальные надписи Набатены, дающие богатый арабский ономастический материал, а к началу IV в. — ан-Намарская надпись Имру-ал-Кайса — «всех А. царя». Начиная с III в. в Заиорданье, Палестину, Месопотамию двинулись конфедерации амила, джузам, куда, что может объясняться как природно-климатическими изменениями (засуха), так и политическим давлением: немногим ранее свою гегемонию над югом полуостроова установило царство Химйар, по названию которого все южноаравийское население стало именоваться «химйаритами», в отличие от северных кочевников, которые и отождествлялись с «А.». К конце V в. их массы, осев среди арамеизированных набатеев, вступили в тесное взаимодействие с византийскими властями: среди них нередко имела успех проповедь христианскмх миссионеров. В начале VI в. они уже создали зачаточные государства, зависимые от соседних держав: Византии — Гассан (от Акабского залива до Евфрата), Ирана — Лахм (в Среднем Двуречье, столица в Хире), Химйара — Кинда в Неджде. Небольшие арабские пригороды возникли при некоторых городах Сев. Сирии. Приблизительно в то же время на базе арамейской азбуки в ее набатейском варианте выработалось арабское письмо, самые ранние памятники которого обнаружены в Сирии. Для этого периода можно говорить о складывании на территории большей части Аравии этнической общности, охватывавшей как кочевые, так и оседлые (бану-хадир) элементы и демонстрировавшей значительную устойчивость родоплеменных связей. Племена возглавлялись наследственной знатью — царями, эмирами, шейхами, которые распоряжались их коллективной собственностью — заповедными пастбищами (хима). В частном владении находились стада, рабы, плантации и пахотные земли в оазисах, которые обрабатывали многочисленные клиенты-мавали. Развитие транзитной торговли между Ираном, Средиземноморьем и Эфиопией способствовало росту городов. Хотя дошедшие до нас образцы словесности той эпохи не содержат никаких указаний на наличие слова «А.» как самоназвания, в частых конфликтах между родоплеменными сообществами (распри между абситами и зубйанитами, бакритами и таглибитами), ковалась их внутренняя сплоченность (асабийа), которая с течением веков, сохраняя свои локальные формы, исподволь стимулировала формирование общеарабского самосознания. Связанное с ним чувство собственного достоинства, мотивируемое мифом о чистоте происхождения, доблестью и красноречием, проявлялось, в условиях культа устного слова, в поэтических состязаниях пустынных певцов, которые проходили в местах межплеменных сходок. Фетиши богов Сев. Аравии сосредотачивались в Мекке, с которой предание связывает и появление самого раннего свода доисламской поэзии — «Муаллакат». Стандартизующееся стихотворство вело к развитию единого «североарабского койнэ», в котором с рубежа VI–VII вв. растворялись и южно-аравийские языки, ранее эволюционировавшие изолированно (йеменская эпиграфика). Этот язык, на котором был, согласно мусульманской традиции, ниспослан Коран, описан в его же тексте как «арабский ясный» (43:2–3), хотя священная книга ислама использует существительное «А.» только для обозначения бедуинов, противившихся проповеди Мухаммада (9:97). Кочевники воспринимались толкователями и языковедами раннего ислама как носители чистой арабской речи в ее первозданном богатстве. Относительно высокий уровень этнической консолидации аравийцев к 630-м обусловил быстрые темпы исламизации Аравии и подавления племенной смуты (ридда), охватившей ее после смерти Мухаммада, и скорость покорения Сирии и Ирака. Проникновение А. в соседние области особенно усилилось, когда сложился халифат, простиравшийся от Индии до Атлантического океана и от Средней Азии до Нубии (см. Арабские завоевания). Картину переселений VII–VIII вв. дают хадисы и устные сообщения, составившие костяк повествований мусульманской историографии о «покорении стран». Важнейшими очагами арабизации на Ближнем Востоке стали города, выраставшие на месте военных лагерей, где сходились и смешивались различные элементы аравийской этнической общности (Куфа, Басра, Рамла, Мосул, Фустат). Быстрое расширение географического кругозора А. способствовало укреплению у них общей, хотя и смутной, идентичности через противопоставление себя иным этносам, представлявшимся как аджам («косноязычные», аналогично древнерусскому «немцы»). Умар запретил участникам завоевательных походов приобретать недвижимость в покоренных странах, предполагая, что они останутся обособленной господствующей верхушкой, существующей коллективно за счет налогообложения «неверующих». Несмотря на отмену этого ограничения при Усмане, изоляция пришельцев от автохтонов продолжалась и при Омейядах; в то же время в 686 Абд ал-Малик сделал арабский язык официальным в делопроизводстве. В конце 710-х Умар II попытался, в соответствии с духом Корана, уравнять в правах мусульман — А. и неарабов, но окончательно барьер между представителями аравийских племенных союзов и обращенными в ислам потомками христиан, иудеев и зороастрийцев был устранен только после прихода к власти Аббасидов, когда арабский язык превратился в средство межэтнического общения и кросскультурного обмена внутри одной из самых значительных цивилизационных зон Евразии. Арабизация Ближнего и Среднего Востока имела и обратный эффект усвоения и творческого переосмысления восточно-эллинистического и ирано-семитского наследия. В конце VIII — начале IX в. совершенствование методов интерпретации Корана и Сунны и собирание стихотворного наследия доисламской старины («поры неведения» — джахилийа) вызвали к жизни арабскую филологию, создававшуюся при активном участии выходцев из греко-сирийской и особенно иранской среды. Грамматисты Куфы и Басры разработали норму «чистого языка» (ал-луга ал-фусха), сохранившуюся и поныне, а генеалоги свели воедино героико-эпические сказания прошлого в цикл «Дни А.» (Аййам ал-араб) и сконструировали схемы, на которых базировались все позднейшие представления о происхождении тех или иных кровнородственных групп (работы Ибн ал-Калби): от родословных древ прародителей-эпонимов изводятся «сыны» (бану-) данного рода, племени, конфедерации; первопредок мог носить и животное имя (пережитки тотемизма). Так, бытовало убеждение о разделении А. на северных (аднанитов) и южных (кахтанитов), причем в число последних включались как многие кочевые конфедерации Сирии и Ирака, так и оседлые жители Йемена. Аднаниты распадались на мудар и рабиа, а те, в свою очередь, — на кайс айлан, тамим, хузайл, кинана — первые, и на асад и ваил — вторые; кахтаниты — на химйар, среди которых выделялись танух, калб, джухайна, узра, и кахлан, к которым относились тайи, хамдан, ал-азд, анмар. Бытовали и мифоэпические сказания о «сгинувших А.» — народностях, которых божественный гнев стер с лица земли за непослушание (ад, самуд, асхаб ал-айка). Родоплеменная структура арабского общества просуществовала у бедуинов и части оседлых вплоть до XX в. Несмотря на неустойчивость и изменчивость терминологии, допустимо говорить о том, что ее базовой ячейкой является малая семья (аила); несколько семей образуют патрилинейную группу, объединяющую родственников до пятого колена (ахл, байт, ал, фахз, хамула); далее следуют роды (фирка, батн, ашира), сливающиеся в племена (кабила, хайй), которые соединяются в союз (хилф). Во многих случаях как на низших, так и особенно на высших ступенях выделяются промежуточные звенья. Конгломераты племен выступали нередко как чисто политические коалиции, возглавляемые верхушкой сильнейшего из них, — в рамках широких объединений зачастую не приходится говорить даже о фикции кровных уз. Генеалогическую традицию отражают сведения географов X–XIII вв., энциклопедиста XIV в. ан-Нувайри и пр. Обществовед и философ Ибн Халдун (XIV — нач. XV в.), чей труд являет собой вершину самобытной исторической рефлексии мира ислама, понимал под «А.» лиц, происходивших от пришельцев из Аравии, определяя их потомков, осевших в завоеванных краях, как «бывших кочевников», а искони оседлое население, воспринявшее арабский язык — в соответствии с локальной или областной принадлежностью (египтяне, андалусцы, йеменцы). Бедуины принимали участие в антиомейядских движениях VIII в., восстании зинджей IX в., мятежах карматов X–XI вв., бунтах против османов XVII в., выступали как ударная сила ваххабитов в XVIII–XIX вв. Соперничество между северной и южной конфедерациями А. вплоть до XVIII в. служило внешним обрамлением затяжных межплеменных войн почти во всех краях, затронутых арабскими нашествиями (включая Испанию). На арабское происхождение притязало множество кровнородственных коллективов среди курдов, пуштунов, белуджей, адыгов, дагестанцев. Распад к Х в. государства халифов как военно-политического целого не подорвал господствующие позиции ислама и арабских культурных моделей в большинстве его бывших провинций. Глубокий след оставила арабская экспансия в социокультурной истории Сев. Африки, где берберы и копты сравнительно быстро восприняли язык и религию завоевателей; вместе с тем и А. в значительной степени растворились среди покоренных. К событиям XI–XII вв. восходит псевдоисторическая эпопея «Повесть о хилалийцах», посвященная переселениям бедуинов бану хилал и бану сулайм, к которым, наряду с бану макил, возводили себя все арабские племена современного Магриба и часть арабизированных берберов. Из Сицилии А. были вытеснены в XII–XIII вв., в Испании же последние эмираты, управляемые арабо-мусульманскими родами, пали в XIII–XV вв., а к XVII в. арабоязычные жители Андалусии (мориски) были изгнаны в пределы Магриба. В то же время продолжались миграции арабских номадов вглубь Черного континента: ветвь рабиа проникла на Средний Нил и подготовила почву для арабизации Вост. Судана в XIV–XV вв., а в середине XVII в. ответвление бану макил — бану хассан — этнически ассимилировало берберов-санхаджа Атлантического побережья и Зап. Сахары. В землях Машрика тюркская гегемония с середины XI в. практически не повлияла на этногенез местного арабоязычного населения. В XVI в. страны Плодородного полумесяца, часть Аравии и все южные берега Средиземного моря объединили под своей властью османские султаны. С 1410-х западное побережье Сев. Африки стали захватывать португальцы, однако экономическое, а затем и политическое преобладание европейских держав утвердилось в арабских землях лишь с начала XIX в. (Великобритания в Персидском заливе, Франция в Алжире и Тунисе, Италия в Триполитании и Киренаике, Испания в Марокко). В конце XIX — начале XX в. в сиро-палестинских провинциях Османской империи начало оформляться арабское национальное самосознание; под воздействием местной интеллектуальной среды идея «арабского мира» стала обретать современные контуры, хотя приоритет религиозного самоотождествления наблюдался во всех странах распространения арабского языка. После I мировой войны возникает современная арабская государственность: в Лигу Наций вступают Йемен и Саудовская Аравия; мандатные режимы устанавливают границы Египта и Ирака. II мировая война создала условия для получения суверенитета Сирией, Ливаном и Иорданией, а мощный подъем национального движения и крах колониальной системы в 1950–1960-е, завершился завоеванием независимости странами Магриба и Суданом. В 70-е завершилось британское военно-политическое присутствие в Аравии. Образование еврейского государства и палестинский конфликт сыграли важную роль в определении граней арабской надконфессиональной идентичности: если многочисленные общины арабоязычных иудеев после 1948 переместились главным образом в Израиль, то христиане, в лице Мишеля Афлака и Константина Зурайка, заняли, наряду с мусульманами Салах ад-Дином ал-Битаром, Заки ал-Арсузи и Шакибом Арсланом, место среди крупнейших теоретиков арабского национализма. Этой идеологией в той или иной степени вдохновлялись такие видные государственные деятели как Гамаль Абд ан-Насер (Египет), Ахмад бен Белла (Алжир), Шукри ал-Кувватли (Сирия), Махди бен Барка (Марокко), Хабиб Бургиба (Тунис). В настоящее время панарабистские лозунги занимают важное место в легитимации баасистского режима в Сирии и ливийской Джамахирии Муаммара ал-Каддафи. В то же время во многих арабских странах сформировались собственные разновидности регионального светского национализма («пансирианизм», «панвавилонизм», «фараонизм»), как правило, акцентирующие значимость доисламского прошлого народов, принявших впоследствии арабский язык и культуру. С экономической и социокультурной точки зрения А. являют собой весьма неоднородное целое, даже если не учитывать тесного взаимодействия, а зачастую чересполосного расселения с многочисленными иноязычными этносами внутри стран ЛАГ (курды, берберы, ассирийцы, армяне, туркмены). В настоящее время большинство А. — горожане: представители торгово-ремесленных слоев, мелкие и средние предприниматели, интеллигенция современного типа, пролетариат; заметную долю городских жителей составляют деклассированные выходцы из деревни. Сохраняются крупные демографические массивы сельского населения (феллахи), занимающегося садоводством и земледелием. Определенное количество А. сохраняет полукочевое хозяйство, совмещая землепашество с отгонным скотоводством; есть и «чистые» кочевники (бедуины). Крупнейшими племенными конфедерациями, сохранившими свою самобытность до самого конца ХХ в. являются: в Йемене — зараник, хашид, бакил, захид, авамир, руашид, джанаба, харасис, карра, йас, хаджир; в Саудовской Аравии, Омане и ОАЭ — харб, шарарат, атайба, аджман, халид, сухул, субаи, давасир, мурра, дахран, йам; в Ираке — шаммар, дафир, каб, ал-мунтафик, хазаил, дулайм, лам, зубайд, абу-мухаммад; в Иордании — сахр и хувайтат; в Сирии — аназа, мували, хадидийин, фадл, акайдат; в Египте — тарабин, тайаха, бали, мутайр, алайкат, маази, хараби; в Судане — кабабиш, кавахла, баккара; в Марокко, Ливии и Алжире — рийах, арад, атийа, амур, хувавида, талаба, макил. Развитие промышленности, оседание номадов, рост числа городских и сельскохозяйственных рабочих в середине и конце ХХ в. нанесли сокрушительный удар по патриархально-родовым и в целом традиционным связям. Решающую роль в развитии современных арабских обществ сыграли резкое повышение уровня медицинского обслуживания, повлекшее за собой демографический взрыв 1960—1970-х, увеличивший численность А., массовое распространение грамотности, начального и среднего образования, способствовавшее социальной активизации и мобилизации населения, а также политизации его сознания, тенденция к межгосударственной интеграции и формированию общеарабского национального единства, выразившаяся в создании ЛАГ (1945), Арабского общего рынка (1964), организации арабских стран-экспортеров нефти (1968), Центра арабского промышленного развития (1969; с 1978 — Арабская организация промышленного развития), Арабской организации образования, науки и культуры, а также региональных ассоциаций (Совет сотрудничества арабских государств в Персидском заливе, Союз арабов Магриба и т. п.). Вместе с тем, проблема самоидентификации сохраняет актуальность. В разговорном языке большинства стран региона существительное «араб» по-прежнему означает «уроженец Аравии». Показательно, что жители Египта, считающегося крупнейшей по численности населения страной арабского мира, до середины ХХ в. по преимуществу не относили себя к А., несмотря на тотальную языковую ассимиляцию и господство исламской духовности. Перелом произошел здесь лишь в 1950-е, благодаря пропаганде арабского единства, которая велась режимом Насера, однако при Садате «арабизм» из официальной риторики практически исчез. С самого начала ХХ в. египетский национализм находит выражение в апелляции к древнему прошлому долины Нила, отвергая родовую близость «наследников фараонов» с А., что не препятствует египтянам принимать активнейшее участие в культурно-интеллектуальной жизни арабоязычного пространства (яркий пример — прозаик Таха Хусайн с его концепцией общих — египетских — корней европейской и арабо-мусульманской цивилизаций). Во многом аналогична ситуация в Ливане, где принадлежность к А. не принималась большинством населения, для которого первично было отнесение себя к той или иной общности по конфессиональному признаку (парадигматичен пример ливанца-эмигранта Джубрана Халила Джубрана, почитающегося одним из творцов современной арабской романтической прозы, который открыто заявлял о своем неприятии арабской идентичности). Арабизм с 1970—1980-х столкнулся с еще одним мощным противником в лице исламского фундаментализма, подчеркивающего, как правило, условность и искусственность барьеров, разделяющих верующих по этнокультурному признаку (влиятельные в Египте «Братья-мусульмане»).

Автор статьи: Кораев Т.К.

© Российская Историческая Энциклопедия