
Русский философ, филолог, писатель.
Биография
Из донских казаков. Учился в Новочеркасской классической гимназии (1903-1911), одновременно в музыкальной школе итальянского скрипача Ф. Стаджи, в 1911-1915 годах на историко-филологическом факультете Московского университета, который окончил по двум отделениям - философскому и классической филологии.
Участвовал в деятельности Религиозно-философского общества памяти Вл.С. Соловьёва (с 1911 года), Психологического института, основанного Г.И. Челпановым (с 1914 года), Вольной академии духовной культуры Н.А. Бердяева (с 1919 года).
В 1919-1921 годах профессор Нижегородского университета, в 1922-1929 годах - Московской консерватории, где преподавал эстетику, действительный член ГАХН (1923-1929). Лосев и его жена, В.М. Соколова (1898-1954), активно участвовали в деятельности московского кружка сторонников имяславия (М.А. Новосёлов, Д.Ф. Егоров и др.) и в 1929 году приняли тайный монашеский постриг под именами Андроник и Афанасия.
В 1927 году вышли в свет первые работы его так называемого восьмикнижия, высоко оценённые С.Л. Франком и Д.И. Чижевским, - «Философия имени», «Античный космос и современная наука», «Музыка как предмет логики», «Диалектика художественной формы», затем «Диалектика числа у Плотина» (1928), «Критика платонизма у Аристотеля» (1929), «Очерки античного символизма и мифологии» и «Диалектика мифа» (оба 1930), вызвавшая резкие нападки на Лосева в советской печати и на XVI-м съезде ВКП(б) (выступление Л.М. Кагановича и др.).
Арестованный в апреле 1930 года, Лосев был осуждён по так называемому делу Истинно-православной церкви и отправлен в лагерь ОГПУ на строительство Беломорско-Балтийского канала. В конце 1932 года вместе с женой освобождён по инвалидности (почти ослеп) и за «ударный труд» в связи с завершением строительства.
Работая почасовиком в московских вузах и читая выездные лекции в провинции, Лосев продолжал научную деятельность: сочинение «Самое само» (опубликовано в 1994 году), подготовка истории античной эстетики и полного свода мифологических первоисточников античности («Античная мифология с античными комментариями к ней», опубликовано в 2005), философское осмысление результатов современной математики и логики («Диалектические основы математики», «О методе бесконечно-малых в логике» и др., опубликовано в сборнике «Хаос и структура», 1997).
В 1932-1933 годах создаёт философско-психологическую прозу, имеющую черты христианской антиутопии, - повести «Театрал», «Трио Чайковского», «Метеор», «Встреча», роман «Женщина- мыслитель» и др. (опубликовано в 1990-х годах).
В 1942-1944 годах преподавал логику на философском факультете МГУ, после обвинения в «идеализме» переведён в Московский государственный педагогический институт им. В.И. Ленина, где читал курсы по классической филологии и общему языкознанию.
С 1954 года помощником Лосева становится его ученица А.А. Тахо-Годи, в дальнейшем хранитель архива Лосева и издатель его трудов.
С 1953 года вновь начинается публикация работ Лосева, прежде всего по истории античной культуры: «Античная мифология в её историческом развитии» (1957), «Гомер» (1960; 2-е изд., 2006), «Античная музыкальная эстетика» (1960), «Античная философия истории» (1977), статьи в Философской энциклопедии (т. 3-5, 1964-1970) и энциклопедии «Мифы народов мира» (т. 1-2, 1980-1982), издание сочинений Платона (т. 1-3, 1968-1972) и, наконец, главный труд его жизни - «История античной эстетики» (т. 1-8, 1963-1994, переиздано в 2000 году, к ней примыкает «Эллинистически-римская эстетика I-II веков н.э.», 1979, переиздано в 2002 году) - фактически всеобъемлющая история античной философии. Истоки новоевропейской культуры рассматривались в «Эстетике Возрождения» (1978, 3-е издание, 1998), идейное наследие русской философии - в книгах «Вл. Соловьёв» (1983, 2-е издание, 1994) и «Владимир Соловьёв и его время» (1990, 2-е издание, 2009).
Общим проблемам лингвистики и символических форм посвящены работы «Введение в общую теорию языковых моделей» (1968, 2-е изд., 2004), «Языковая структура» (1983), «Проблема символа и реалистическое искусство» (1976, 2-е изд., 1995), «Знак. Символ. Миф» (1982).
Лосеву принадлежат переводы Платона, Аристотеля, Плотина, Прокла, Секста Эмпирика, Дионисия Ареопагита, Николая Кузанского.
Философия
Религиозно-философская концепция Лосева, развитая им в работах 1920-1930-х годов, представляет собой уникальный синтез переосмысленной им многовековой традиции античной и средневековой мысли (Платон и неоплатонизм, христианское апофатическое богословие Дионисия Ареопагита, Григория Паламы, Николая Кузанского), методологии новоевропейской философии (нем.ецкий классический идеализм, неокантианство, феноменология Э. Гуссерля) и проблематики русской религиозной философии конца XIX - начала XX века от Вл.С. Соловьёва (идея всеединства) до П. А. Флоренского. Диалектика, отстаивавшаяся Лосева в качестве центрального метода (её основными источниками явились «Парменид» Платона, «Эннеады» Плотина, «Наука логики» Г.В.Ф. Гегеля), рассматривалась им как система «закономерно и необходимо выводимых антиномий» и их «синтетических сопряжений», охватывающая все возможные типы бытия и приложимая к любому предмету и любой сфере человеческого опыта, как «смысловой скелет вещей, обусловливающий сам себя и ни от какого содержания вещей не зависящий» («Бытие. Имя. Космос». М., 1993. С. 616, 74). В её конструктивном оформлении Лосев переосмыслил воспринятый им принцип триады - неоплатонической (пребывание - выхождение - возвращение) и гегелевской (тезис - антитезис - синтез). Исходное начало диалектики у Лосева - восходящее к сверхбытийному и сверхмыслимому Единому Платона и неоплатоников «одно» [в более поздней терминологии - «самое само» как явленная в её бесчисленных интерпретациях «абсолютная индивидуальность» вещи, не сводимой в её «непознаваемой глубине» ни к каким её признакам и предикатам, «абсолютный первопринцип всего сущего и не-сущего, и в том числе и себя самого» («Миф. Число. Сущность». М., 1994. С. 339)], его смысловым порождением предстают следующие понятия первичной триады у Лосева - бытие (нечто, или «одно сущее», предполагающее отличное от него «иное») и становление как синтез сущего и не-сущего, бытия и небытия («одно сущее в ином»). Эта исходная триада дополняется 4-м началом, фиксирующим её осуществление (ставшее, факт, субстанция), и затем 5-м началом, запечатлевающим её выражение (символ, имя), образуя соответственно тетрактиду и пентаду. При этом по отношению к 4-му и 5-му началам первичная триада выступает как нечто единое («сфера смысла»), образуя тем самым с ними вторую триаду. Бытие-сущее - второе начало первичной триады, описываемое с помощью платоновских категорий тождества, различия, движения и покоя, предстаёт в своей антиномичной структуре как «единичность подвижного покоя самотождественного различия» (Лосев называет это эйдосом - «смысловым изваянием», «явленным ликом» вещи, или сущности, диалектика же есть «логос», логическое конструирование эйдоса, его «категориальной определённости» - «Бытие. Имя. Космос». С. 684, 707, 69, 70). Переход к бытию от сверхсущего «одного» фиксируется в понятии «числа» как самого первого принципа формы, расчленения, оформления вещи внутри себя. «Одно сущее», отличаясь от окружающего его «иного», получает раздельность, границу, оно счисляемо и есть таким образом число. В отличие от Гегеля, число у Лосева не смешивается с количеством и не помещается после качества, но «идеальное число» (аналогом его является гегелевское понятие «меры») предшествует всякому качеству, количество же предстаёт просто как «сосчитанность чего-то качественного».
В многомерной «абсолютной» диалектике Лосева её категории не просто выводятся одна из другой, но каждая из них и все вместе прорабатываются в свете каждой другой. Так, сфера смысла (первичная триада), рассмотренная в аспекте бытия, даёт смысл в его бытии-для-себя, т. е. самосознание (субъект-объектное взаимоотношение), в аспекте становления даёт «стремление» («влечение»), а в аспекте ставшего (субстанции) - личность как носитель смысла, и т.д. (разветвлённую систему категорий диалектики Лосева см. «Миф. Число. Сущность». С. 270).
Персоналистическое понимание бытия у Лосева («наиболее конкретна и реальна личность, а также среда, где личность живёт и действует, - общество», там же, с. 296) исходит из понимания первосущности как христианской абсолютной Личности в отличие от безличного неоплатонического Единого и гегелевской абсолютной идеи. В христианском догмате о Троице Лосев опознаёт имплицитно содержащееся в нём 4-е («софийное») начало субстанциальной осуществлённости и 5-е («ономатическое») начало выражения, представленное предвечным нетварным именем Божиим. Отстаивая в развиваемой им диалектике имени принципы имяславия («Имя Божие есть сам Бог, но Бог сам - не имя» -письмо Флоренскому от 30.1.1923), Лосев возводил их к утверждённому в качестве православной доктрины учению Григория Паламы о непостижимой сущности Бога и исходящих от Него нетварных энергиях, пронизывающих мир и сообщаемых человеку. Имя рассматривается Лосевым как смысловая энергия сущности, неотделимая и в то же время отличная от неё, как орудие взаимного общения и взаимопонимания между ней и всем окружающим, наконец, как «осмысление её как объективно определённой личности», как предел её активного «смыслового самооткровения» (Там же. С. 834, 841). Тварное бытие держится энергией, исходящей от первосущности, существует «в порядке причастия к её имени», но оно причастно к ней в разной степени, что обусловливает различную интенсивность этого бытия (различнаянапряжённость, неоднородность пространства, времени, космоса в целом, представляющего собой «лестницу… разных степеней жизненности или затверделости слова» - «Бытие. Имя. Космос». С. 734-735).
Образом бытия личности, её неотделимым и отличным от неё «ликом» выступает у Лосева миф, понятый как символически выраженное живое интуитивное взаимоотношение субъекта и объекта. В контексте личностного бытия всякая вещь может стать мифом. Миф как самосознательное историческое бытие личности есть чудо, понятое как взаимоотношение двух (или нескольких) личностных планов, «совпадение случайно протекающей эмпирической истории личности с её идеальным заданием» («Миф. Число. Сущность». С. 171-172). В отличие от религии, специфический миф которой представляет собой «субстанциальное самоутверждение личности в вечности», миф как таковой есть «энергийное, феноменальное самоутверждение личности независимо от проблемы взаимоотношения вечности и времени» (Там же. С. 106).
Выражение, высшей формой которого является «личность, данная в мифе и оформившая своё существование через своё имя» («Форма. Стиль. Выражение». М., 1995. С. 39), - исходное понятие эстетики Лосева. Символическая природа выражения как единства внутреннего и внешнего, смысла и его «алогически-материального» воплощения конкретизируется в понятии «художественной формы» (художественногообраза) как «принципиального равновесия логической и алогической стихии», их полного взаимопроникновения («случайность, данная как абсолютное, и абсолютное, данное как случайность, при полном и абсолютном тождестве их», там же, с. 45, 198). В «антиномиях адеквации» художественная форма раскрывается у Лосева как синтез свободы и необходимости: первообраз, служащий прообразом художесвенной формы и бессознательным критерием её конструкции, впервые «творчески и энергийно» создаётся самой художественной формой и осознаётся в этом творческом процессе. В качестве собственного неотличимого от неё и потому невыразимого первообраза художественная форма, выражая самоё себя, есть вместе с тем «выражение невыразимого».
Виднейший представитель философии музыки в России, Лосев рассматривал музыку как искусство времени, понятого как «становящийся подвижной покой», «алогическое становление числа», и соответственно видел в ней выражение «жизни числа» (Там же. С. 509, 543, 549). Время в музыке не уходит в прошлое и предстаёт как сплошное «длительно-изменчивое» «вечное настоящее» (С. 492). «Смысловая фигурность числа» вносит в эту «сплошную текучесть» начало порядка, которое воплощается в звуковысотной системе (лад) и метроритмической структуре. Пифагорейско-платоновское наследие в истолковании музыки сочетается у Лосева с литературно-философской традицией романтизма, прежде всего в «словесной транскрипции» смысловой сущности конкретных произведений - Р. Вагнера и А. Н. Скрябина, Л. ван Бетховена, Ф. Листа, П. И. Чайковского, Н. А. Римского-Корсакова и др. («музыкальный миф», в возможных бесчисленных словесных вариантах которого раскрывается заданная произведением «единая и единственная» структура его переживания).
В многочисленных работах по истории античной мифологии, философии и эстетики, раскрывающих их глубинное единство, физиогномика античной культуры, словесные портреты характерных её представителей (выразительное описание духовного облика Сократа, античного скептика или эпикурейца и т. п.) сочетаются с философско-историческим осмыслением античности как целостного культурно-исторического типа с определяющей его пластической интуицией бытия, которая оформляется в представлении о космосе как живом одушевлённом существе, в «телесности античного классического идеала» и связанной с ней «эстетике числовой гармонии» («История античной эстетики». М., 2000. Т. 1. С. 141).
Основу новоевропейской культуры составляет, по Лосеву, «абсолютизация человеческого субъекта»: «трансцендентные реальности» превращаются в субъективные идеи, актуальная бесконечность средневекового Абсолюта (Бога) сменяется потенциальной бесконечностью вечно ищущей человеческой личности. Начало этого процесса знаменует собой эпоха Возрождения, с её «артистическим индивидуализмом» и «аморальным трагизмом» («Эстетика Возрождения». М., 1982. С. 412, 445); «после Возрождения мир вещей стал признаваться лишь в меру своей осознанности… пережитости, воспринятости» («Я сослан в XX век...». М., 2002. Т. 2. С. 66). Музыка, бывшая в средние века лишь «пьедесталом» для религиозной жизни, в своём самостоятельном существовании рассматривается Лосева как трагическая попытка воссоздать «субъективно-божественное самоощущение», руководствуясь «абсолютным произволом внутреннего самоопределения» (Там же. Т. 1. С. 118, 123). В «музыкальном восторге», требующем лишь «внутренне-ощутительной собранности» и «культурного утончения» (они могут совмещаться с любым поведением и любой моралью), Лосев видел доступную для секулярной культуры Нового времени замену «сверх-умного экстаза» и реального телесно-душевного «преображения» человека, которые достигаются подвижнической практикой молитвенного «умного делания» (Там же. С. 148-150).
В работах по языкознанию 1940-1980-х годов обосновывалась интерпретативно-коммуникативная природа языка как «практически осуществлённого мышления» и как «орудия общения и сообщения» (язык как единство выражения и извещения смысла - для другого и для самого себя). В числе важнейших «приёмов коммуникации» живого языка Лосев выделил интонацию и экспрессию, в зависимости от которых «одно и то же слово или группа слов может быть повествованием, вопросом, побуждением, удивлением, пожеланием, мольбой, приказанием» («Знак. Символ. Миф». М., 1982. С. 22). Интерпретативными по своему характеру являются «валентность» каждого языкового элемента (его потенциальная «бесконечная смысловая заряженность») и специфическое для каждого естеств. языка сложное «переплетение логических и коммуникативных значений», когда предметно-смысловое содержание может быть истолковано в разных его аспектах (запечатлённых, в частности, в этимологии) и в разных модусах понимания (например, действие как субстанция и как качество в словах «хождение» и «ходящий», грамматическая категория настоящего времени в значении прошлого или будущего и т. п. - «О коммуникативном значении грамматических категорий», 1965).
В отталкивании от воспринятой им словесности русского символизма сложился экспрессивный стиль Лосева с характерными для него резкими перепадами, сменой академического изложения разговорными интонациями, лирическими и публицистическими отступлениями, иронически обыгранными обращениями к воображаемому собеседнику и оппоненту.
Сочинения:
Страсть к диалектике. М., 1990;
Философия. Мифология. Культура. М., 1991;
Жизнь: Повести, рассказы, письма. СПб., 1993;
Проблема художественного стиля. К., 1994;
Мифология греков и римлян. М., 1996;
Имя. СПб., 1997;
Личность и Абсолют. М., 1999;
Диоген Лаэрций - историк античной философии. 2-е изд. М., 2002;
Боги и герои Древней Греции. М., 2002 (совм. с А. А. Тахо-Годи);
«Радость на веки»: Переписка лагерных времен: [А. Ф. Лосева c В. М. Лосевой]. М., 2005;
История античной философии в конспективном изложении. 3-е изд. М., 2005;
Платон. Аристотель. 3-е изд. М., 2005 (совм. с А. А. Тахо-Годи);
Высший синтез: Неизвестный Лосев. М., 2005;
Эстетика природы. 2-е изд. К., 2006 (совм. с М. А. Тахо-Годи);
Вещь и имя. Самое само. СПб., 2008;
Диалектика мифа; Дополнение к «Диалектике мифа». М., 2008.