Крепостное право (или крепостничество) – в русской исторической и общественно-политической терминологии распространенное обозначение наиболее суровой формы внеэкономического принуждения и зависимости, прежде всего, крестьян, которая предусматривает прикрепление к земле (месту жительства, общине, владельцу и т.п.), сильное ограничение гражданских, имущественных, семейных и других прав. В своих самых жестких проявлениях крепостная зависимость приближается к рабству. Имеет аналоги в западноевропейской феодальной системе, например, «серваж» во Франции или «вилланство» в Англии, но совпадает с ними по значению не полностью. Принято считать, что государственная система крепостного права в России стала законодательно оформляться в 1497 году и была отменена в 1861 году.
Терминология
Несмотря на звучание, близкое к названию отрасли или области права, а также похожее на юридический термин, понятие «крепостное право» не употреблялось в русском законодательстве. Оно стало использоваться помещиками со второй половины XVIII века для констатации своих прав собственности на землю и крестьянские души. Является производным от слова «крепость» в значении «документ, удостоверяющий право собственности на недвижимое имущество», и вторичным по отношению к издавна существовавшему определению «крепостной человек», каким обозначали лично зависимых людей (первоначально – холопов). В сочинениях историков и правоведов, а также в публицистике и художественной литературе в XIX веке выражение «крепостное право» использовалось как выразительный синоним имевших более строгое юридическое значение и употреблявшихся официально сочетаний «крепостное состояние», «крепостная зависимость». Еще более поздним по происхождению и однозначно негативным было выражение «крепостничество», которое появилось в дискуссиях середины XIX века, сначала использовалось для обозначения взглядов, образа мыслей, поведения «крепостников» - последовательных противников предоставления крестьянам гражданских прав и свобод, а потом приобрело второе значение, синонимичное «крепостному праву». Таким образом, 19 февраля 1861 года не произошло «отмены крепостного права» или «ликвидации крепостничества», несмотря на широкое употребление подобных словосочетаний в научной, учебной, популярной, художественной литературе. Официально царский Манифест 19 февраля даровал «крепостным людям» права, предусмотренные для «состояния свободных сельских обывателей», а Положения 19 февраля дополняли этот Манифест разъяснением порядка и условий выхода крестьян «из крепостной зависимости».
«Крепостное право» и «крепостничество» прочно вошли в русскую юридическую и общественно-политическую терминологию в условиях господства сначала либеральной, а затем марксистской исторической парадигмы, в которых они стали важнейшими понятиями отечественной и всемирной истории. Сохраняют они общеупотребительное значение и в настоящее время. В течение XIX-XX веков эти выражения стали использоваться не только по отношению к лично зависимым от частных владельцев крестьянам России. Они были распространены:
1) на иные территории и страны, чему особенно способствовало употребление этих терминов в выступлениях и сочинениях В.И. Ленина, в переводах на русский язык классиков марксизма, например, известного выражения Ф. Энгельса «второе издание крепостничества»;
2) на более ранние эпохи, предшествующие оформлению крепостных порядков в России, в том числе на Древнюю Русь;
3) на иные категории русских крестьян, которые не попали в личную зависимость к частным владельцам, но на которые, тем не менее, распространялся «государственный феодализм» и «государственное крепостничество»;
4) на основную массу рядового торгово-ремесленного населения городов, которое было «прикреплено» к своим посадам, слободам и прочим местам жительства;
5) на всё население страны, принадлежавшее ко всем сословиям, в том числе привилегированным (дворянство, духовенство), «крепким» своим обязанностям перед государством;
6) другие варианты толкований, предусматривающие, например, существование «крепостного права» или его отдельных «проявлений», «форм», «пережитков» и т.п. после официальной отмены или сближение понятий «крепостничество» и «феодализм» до уровня синонимов.
Многообразие содержания, вкладываемого в понятия «крепостного права» и «крепостничества», приводит к разночтениям и разногласиям среди исследователей. Все перечисленные расширительные толкования этих понятий являются дискуссионными, имеют более или менее широкий круг сторонников и противников. Так, теория «закрепощения сословий» и соответственно их последующего «раскрепощения» была популярна в русской дореволюционной историографии, была воспринята в зарубежной, но решительно отвергалась в марксистской как недопустимая в отношении к господствующим классам, а на современном этапе она возрождается на новом уровне у ряда отечественных авторов. Уже в марксистской парадигме развернулись и продолжаются ныне споры о хронологических и территориальных рамках крепостничества, о наличии крепостных отношений в государственной деревне. В исторической литературе обращено пристальное внимание на то, как посадское население в XVII веке прикреплялось к посадам и государеву тяглу, что посадские люди по Уложению 1649 года потеряли право самовольно покидать место жительства или менять род занятий, что вводился бессрочный сыск беглых посадских людей. Однако процесс ликвидации крепостных порядков в городах освещен гораздо слабее. Единственной сферой существования крепостничества, фактическую сторону которой можно считать реконструированной и общепризнанной без принципиальных дискуссий, является изменение правового положения зависимых крестьян вотчинников и помещиков, то есть крепостное право – «крепостное состояние» в более узком первоначальном значении.
История крепостного права в России
До XV века внеэкономическое принуждение землевладельцев в отношении крестьян в русских землях не включало запрета на уход от одного владельца к другому при отсутствии долговых претензий, выполнения оговоренных рентных обязанностей или иных условий. Первые ограничения этого права, видимо, уже существовавшие в отдельных местностях и вотчинах, были зафиксированы на государственном уровне в письменном законе в 1497 году. В Судебнике великого князя Ивана III устанавливалась, кроме выполнения всех прочих обязательств, уплата бывшему владельцу специальной платы – «пожилого» за прожитое на его землях время (это могла быть скрытая форма купли-продажи землевладельцами права на эксплуатацию труда данного крестьянина). Кроме того, все расчеты крестьянина с землевладельцем и сам переход приурочивались к определенному времени по окончании годичного цикла полевых работ – за неделю до и в течение недели после Юрьева дня осеннего, который отмечается как церковный праздник 29 ноября (по юлианскому календарю). Нормы об уплате «пожилого» и ограничении сроков крестьянского перехода были повторены и уточнены в Судебнике 1550 года, принятого при Иване Грозном. В конце его царствования, предположительно с 1581 года, устанавливается режим «заповедных лет», временно запрещавший переход крестьян даже в Юрьев день. До сих пор не установлено, вводились ли «заповедные годы» одним указом сразу и на всей территории страны или разновременными распоряжениями по отдельным местностям, например, по мере проведения переписи податного населения. По крайней мере, указ 24 ноября 1597 года устанавливал окончательное прикрепление крестьян к месту обитания и землевладельцу на основании «писцовых книг», составленных в ходе переписи. Однако сами хозяева сбежавших, самовольно перешедших или насильно вывезенных иными владельцами крестьян могли требовать их возвращения только в течение определенного срока – «урочных лет». Первоначально продолжительность срока сыска крестьян устанавливалась в 5 лет, но со временем увеличивалась, пока по требованию, прежде всего, дворян-помещиков Соборное уложение, составление и редактирование которого закончилось на Земском соборе 29 января 1649 года, не сделало окончательно сыск крестьян бессрочным, их крепостное состояние - потомственным, а право собственности их владельцев – наследственным. Большинство историков полагают эти нормы свидетельством окончательного закрепощения крестьян в России. Положению крестьян в этом своде законов отводилась не только отельная XI глава «Суд о крестьянах», включавшая 34 статьи, а еще 77 статей, размещенные в 16 главах. За укрывательство беглых вводился штраф в 10 руб. Судебное представительство крепостных крестьян в имущественных спорах отменялось, поскольку их имущество стало рассматриваться как собственность помещика или вотчинника. Однако, и согласно Соборному уложению владелец поместья не имел право посягать на жизнь крестьянина и лишать его земельного участка. Допускалась передача крестьянина от одного владельца к другому, но в таком случае крестьянин должен быть снова «посажен» на землю и наделён необходимым имуществом. Положение крестьян не приравнивалось к положению холопов, которому была посвящена отдельная XX глава «Суд о холопах», состоявшая из 119 статей. Сближение и фактическое слияние этих категорий происходит уже в начале XVIII века, когда те и другие были положены в подушный оклад, стали учитываться вместе в ходе переписей-«ревизий» (1718-1724 годы). Для контроля за крестьянами в 1724 году была введена паспортная система, позволявшая выявлять беглецов и самовольных «сходцев». Это, несомненно, способствовало распространению на крестьян некоторых принципов холопьего права, введению практики перевода крестьян в дворовые слуги и наоборот, лишению части крестьян средств производства и земельного надела, появлению возможности продажи без земли не только дворовых, но и крестьян. Введение рекрутской повинности дало помещику дополнительные возможности принуждения и наказания крестьян, которых он мог сдать в рекруты. Кроме того, он получил право ссылать без суда крестьян в Сибирь. За помещиком установилось право телесного наказания крестьян. Хотя по закону владелец не мог убить крепостного, но нередко истязания заканчивались смертью, нечаянной или преднамеренной, доведением до самоубийства. Ухудшение положения крепостных крестьян до уровня, близкого к рабству, «расцвет крепостничества» в историографии нередко связывают с правлением Екатерины II, точнее со вторым периодом ее царствования после восстания 1773-1775 годов. На самом деле это несправедливо, императрица не отказывалась от политики «просвещенного абсолютизма», но в условиях резкого сопротивления дворянства своим аболиционистским настроениям перенесла их в сферу образования, воспитания, культурного развития, подготавливая почву для будущих практических политических, административных и социальных мер. Эту политику продолжали ее преемники, хотя не отказывались по возможности от принятия частичных мер по смягчению крепостного режима. Указ Павла I в 1797 году о трехдневной барщине рекомендовал дворянам ограничить норму эксплуатации крепостных половиной рабочего времени. Законы Александра I и Николая I стимулировали спонтанный процесс раскрепощения, который шел по инициативе со стороны помещиков и крестьян, но требовал регулирования со стороны верховной власти. В 1803 году указ о вольных хлебопашцах дал помещикам право освобождать целыми деревнями по соглашению с крепостными. В 1844 году правительство разрешило по договору отпускать на волю дворовых. В 1847 году владельческие крестьяне получили право выкупиться во время аукционов, на которых имения помещиков продавались за долги. Вводился запрет на продажу крестьян без земли и членов семьи порознь. В ряде местностей, например, в 1852 году в Самарской губернии вводился запрет на требование паспортов от торговцев и работников на время судовых работ и навигации, уборки и сбыта хлеба, что подрывало всё правовое и полицейское обеспечение крепостного режима на огромной территории. Все это отражало нарастание тех тенденций в социальных и культурных настроениях общества, которые вели к скорой уже отмене крепостного права. Столичная и губернская «просвещенная» бюрократия не только вынашивала планы реформ, она уже приступала к конкретным действиям. Сигналом к решительным действиям стало восшествие на престол Александра II (1855), положившее начало подготовке Великой реформы.
Отмена крепостного права
С экономической стороны резервы крепостного хозяйства в середине XIX века не были исчерпаны, хотя преимущества вольного труда становились все более осязаемыми. Крепостничество было отменено в силу модернизационных потребностей государства и общества, под влиянием европейских культурных, политических и социальных стандартов, когда в стране сложилась новая система ценностей, в которой крепостному праву уже не находилось места. На переходе к Великой реформе сказались также факторы воздействия зарубежного общественного мнения и зарождения собственного, возбуждения на страницах книг и журналов социально значимых «проклятых вопросов», активной работы русских университетов и просветительских трудов общеобразовательных школ. Внеэкономическое принуждение встречало все большее сопротивление крестьян, осознававших свое достоинство, и представало безнравственным в глазах образованной части общества.
По высказыванию В.О. Ключевского, на следующий день после Манифеста о вольности дворянства 18 февраля 1762 года должна была быть отменена крепостная зависимость крестьян. Так и произошло, но с непростительной задержкой. Долгожданное 19 февраля наступило лишь в 1861 году, через 99 лет, в течение которых крепостное право не имело даже минимальных оправданий. О вреде, язвах, горьких последствиях крепостного права как раз конца XVIII – первой половины XIX века с болью говорили и писали русские писатели, поэты, критики, публицисты, экономисты, философы, дальновидные общественные и государственные деятели. О цене материальной, выраженной через подати, повинности, потребительские стоимости, деньги, трудовые затраты, которыми крестьян заставляли поступаться в пользу землевладельцев и душевладельцев, можно спорить. Насколько именно крепостничество в отличие от других форм экспроприации прибавочного продукта отягощало основную массу населения, препятствовало инициативе и прогрессу в народном хозяйстве, об этом идут дискуссии. Моральным, культурным, социально-психологическим пагубам этого явления особенно в последнее столетие его существования оправданий не находится. Крепостное право не только унижало зависимых людей, парализовало их активность и способности. Оно развращало само господствующее сословие. Российский опыт свободной социальной конкуренции и попыток налаживания социального партнерства оказался бедным. Полвека пореформенного развития было недостаточно, чтобы россияне разных классов и состояний оказались готовы встретить национальной солидарностью, а не гражданским противостоянием вызовы XX века, когда самодержавие и бюрократия перестали справляться с ролью основного двигателя модернизации.
