Журналист, публицист, фактический редактор демократических журналов «Русское слово» и «Дело».
Сын полкового священника. Учился сначала в Камышинском (1834-1836), затем в Саратовском (1836-1840) духовных училищах. Далее – в Саратовской семинарии (1840-1844) в одно время с Н.Г. Чернышевским, но на два курса старше. Вместе с ним брал уроки татарского языка у Г. С. Саблукова, в будущем известного востоковеда. В 1845 году Благосветлов поступил в столичную Медико-хирургическую академию, однако спустя семь месяцев перешел на юридический факультет Санкт-Петербургского университета (окончил в 1851 году). В конце 1840-х – в начале 1850-х годов вместе с Чернышевским входил в близкий к петрашевцам кружок еще одного саратовца, покорившего Петербург – писателя и переводчика И.И. Введенского, которого М.П. Погодин считал «родоначальником нигилистов».
После окончания университета преподавал русскую словесность в военно-учебных заведениях (Пажеский корпус, Михайловское артиллерийское училище, Дворянский полк), однако в 1855 году из-за резких суждений о существующих порядках был уволен по доносу одного из учеников. По недосмотру III отделения нашел в январе 1856 года место в Мариинском институте благородных девиц, однако уже в апреле окончательно отстранен от преподавания. Оказавшись без работы, Благосветлов начал усиленно заниматься литературой, публиковался в «Отечественных записках», «Современном обозрении» и «Общезанимательном вестнике».
В 1857 году выехал за границу, путешествовал по Швейцарии, Франции, Англии, в Лондоне сблизился с А.И. Герценом (некоторое время даже был учителем его дочери); помогал переправлять в Россию нелегальные издания и перевел с английского «Записки» Е.Р. Дашковой. Затем жил в Париже, откуда слал исторические и политические статьи в только что открытый журнал «Русское слово», слушал лекции в Сорбонне и мечтал занять там кафедру, однако в июне 1860 года вернулся в Петербург – уже как управляющий редакцией того же «Русского слова». Издатель, граф Г.А. Кушелев-Безбородко, отчаялся спасти стремительно приближающийся к банкротству журнал и пригласил едва знакомого Благосветлова его возглавить.
За считанные месяцы тому удается превратить аморфный, без четкой программы и ярких авторов журнал в откровенно демократическое издание, союзника «Современника» в полемике с консервативными и либеральными изданиями. С этого времени оба журнала идут рядом – как с точки зрения читателей, так и правительства. В мае 1862 года «Русское слово» и «Современник» были приостановлены на 8 месяцев, после чего Кушелев-Безбородко безвозмездно передал Благосветлову издательские права на журнал – тот стал полноценным хозяином «Русского слова», хотя и был вынужден постоянно искать подставных редакторов. В том же году, по свидетельству А.А. Слепцова, Благосветлов вошел в Центральный комитет тайного общества «Земля и воля». Агенты III отделения также утверждали, что Благосветлов был одним из главных лиц вновь открытого Шахматного клуба (под это вывеской прятался клуб общественно-политический; закрыт одновременно с приостановлением «Русского слова»), а в типографии журнала печаталась нелегальная литература.
Публицист невеликого дарования, Благосветлов обладал настоящим талантом подбирать сотрудников. Он открыл Д.И. Писарева и В.А. Зайцева, помог раскрыться Н.В. Шелгунову, Н.В. Соколову, позднее – П.Н Ткачеву и многим другим значимым публицистам 1860-1870-х годов. Кроме того, в «Русском слове» находилось место для представителей «молодой эмиграции» – участника польского восстания 1863 года П.И. Якоби и гарибальдийца, брат И.И. Мечникова – Л.И. Мечникова (Леон Бранди). В 1863 году в журнал пришел Н.А. Благовещенский и его стараниями в «Русское слово» удалось привлечь литераторов Ф.М. Решетникова, А.К. Шеллера-Михайлова, Н.Ф. Бажина, Г.И. Успенского, ожививших традиционно слабый беллетристический отдел.
Современники и первые исследователи переоценивали влияние Благосветлова на своих сотрудников, утверждая, что будто бы он «вкладывал» в их головы свои мысли, однако его умение воспитывать авторов и выдерживать четкое демократическое направление журнала несомненно. «Русское слово» последовательно, насколько позволяли цензурные условия, критиковало несправедливости самодержавного строя, пропагандировало материалистическое учение, высмеивало «искусство ради искусства» – правда, периодически впадая в крайности наподобие писаревского «развенчания» Пушкина, или оправдания рабства в США теорией Дарвина у Зайцева.
Общий кризис демократической мысли в середине 1860-х годов, вызванный реакцией правительства и спадом общественного движения, сказался и на «Русском слове». В отсутствие общепризнанных лидеров после смерти Н.А. Добролюбова и ареста Н.Г. Чернышевского, «Русское слово» и «Современник» разошлись по многим вопросам общественной жизни – «раскол в нигилистах» дошел до мелочной перебранки с переходом на личности. В частности, досталось и Благосветлову, которого М.А. Антонович беспочвенно обвинил в раболепстве перед первым издателем журнала Кушелевым-Безбородко – Благосветлов ответил несколькими статьями, не всегда подбирая корректные выражения.
К 1865 году осложнилась ситуация и внутри редакции. Благосветлов отказался выполнить требования Соколова и Зайцева превратить «Русское слово» в артельный журнал, что привело к их уходу. На стороне «заговорщиков» выступил и Писарев, имевший свои, финансового характера, претензии, однако он остался и порвал отношения с Благосветловым двумя годами позднее. Желчный характер Благосветлова, порой явная деловая нечистоплотность и постоянные конфликты с сотрудниками (в 1867 году он даже подрался с работниками своей типографии – вызванный этим инцидентом суд широко освещался в прессе) сильно уронили в профессиональной среде его авторитет.
Общее мнение не смог «поправить» и несправедливый 2-месячный (13 апреля – 2 июня 1866) арест Благосветлова после покушения на Александра II Дмитрия Каракозова. Еще раньше (вместе с «Современником») было закрыто «Русское слово» – в 1866 году удалось выпустить только январский номер. Однако, Благосветлов не отчаялся, вступил в соглашение с Н.И. Шульгиным, только что получившим разрешение на издание журнала «Дело» и фактически руководил им вплоть до своей смерти в 1880 году. И хотя этот журнал также имел отчетливо демократический характер, ему не удалось достичь того же успеха и влияния, какой имело «Русское слово».
